«В начале 90-х годов прошлого века на волне гласности и перестройки в обществе резко возрос интерес к периоду политических репрессий. Активно начали создаваться общественные и правозащитные организации. Средства массовой информации публиковали разоблачительные и сенсационные материалы об этом периоде истории России. Все это волновало людей горячо и искренне. Однако сейчас совсем иная картина. Все чаще наблюдается стремление преуменьшить число жертв террора. Популярными становятся рассуждения, оправдывающие массовые репрессии объективной необходимостью и целесообразностью. Нередки и ностальгические сожаления о «сильной руке», – объясняют организаторы проекта.

Согласно исследованиям кафедры социальной психологии Гуманитарного университета Екатеринбурга, у большинства россиян есть мощный психологический барьер в восприятии этой темы. Целый ряд неосознаваемых установок, которые приводят либо к нежеланию думать об этом, либо сильно осложняют процесс получения этих данных и опыта. При этом за последние 10 лет в России в три раза выросло количество человек, оправдывающих репрессии (данные «Левада-центра», 2007-2017 годы).

«Забыть или игнорировать этот опыт не получится. Он все равно с нами и проявляется в разных социальных процессах. Все это подталкивает к поиску нового языка разговора о репрессиях», – отметил директор музея истории Екатеринбурга Сергей Каменский.

Первые три дня «Лаборатории» проектные группы работали над проблемами восприятия темы, вариантами проговаривания, смысловыми сюжетами и приемами, возможными сценарными ходами. В четвертый день показали и обсудили получившиеся «эскизы».

Участниками лаборатории стали деятели искусств из Екатеринбурга, Москвы, Санкт-Петербурга, Томска и Тюмени.

В Екатеринбурге уже известен проект «Один человек – это уже много». И пусть его знают не под общим названием, но точно по аудиоспектаклю «Маршрут памяти», книге «Большой террор в частных историях жителей Екатеринбурга» или иммерсивному спектаклю «Дело №39/496» на Мемориале жертв политических репрессии. Все они посвящены Большому террору 1937-1938 годов.

«У нас уже есть некий опыт работы, поездки в различные музеи и театральная насмотренность подобных проектов, – рассказала режиссер проектов «Маршрут памяти» и «Дело №39/496», организатор лаборатории Ирина Лядова. — Потому у нас появилась потребность отрефлексировать весь полученный опыт. Сергей (Директор Музея истории Екатеринбурга Сергей Каменский) предложил сделать лабораторию, где будут говорить о языке, которым можно разговаривать на острые темы. Нам кажется, что некоторые приемы уже не работают и не привлекают людей. Наша цель в том, чтобы каждый понимал – террор оправдывать неприлично. В лабораторию специально набрана разная команда – они все работают в отличных друг от друга сферах и отсутствие у многих именно опыта театрального нам выгодно».

О двух акциях на екатеринбургском Мемориале рассказала их организатор, создатель Музея святости, исповедничества и подвижничества на Урале в ХХ веке Оксана Иванова. Первая прошла 30 октября 2016 года. Тогда на месте расстрельного полигона зажглось более двухсот лампадок возле найденных в архиве портретов. Среди них были изображения не только похороненных на полигоне Московского тракта людей, но и уральцев, арестованных и погибших в других городах.

Деньги на печать изображений Оксана Иванова собирала в интернете, рассказывая о жизни репрессированых: их национальности или профессии.

«Я хотела, чтобы это была акция для всех. Потому предложила запустить в социальных сетях флешмоб. Нужно было сфотографироваться с лампадой и тем самым показать, что ты поддерживаешь акцию. К ней присоединился и Евгений Ройзман, – поделилась Оксана. – Мы сейчас с вами находимся в исторически новой реальности – у молодежи нет возможности услышать рассказы очевидцев. Нашим младшим современникам придется эту тему изучать, как историю наполеоновских войн или Куликовской битвы. Именно этим и ценна лаборатория – мы ищем новый язык, чтобы говорить о такой памяти с молодыми».

30 октября 2017 года на Мемориале прошла следующая акция Оксаны Ивановой – «Последний силуэт». Над ее созданием работали уральские художники, одним из них был Алексей Рыжков. В «Последнем портрете» были известны лица людей, здесь же вся информация о них ограничивалась именем, возрастом и профессией. На их основе и создавались изображения.

Из Москвы на лабораторию приехал преподаватель школы исторических наук Национального исследовательского университета Высшей школы экономики Владислав Стаф. Он исследует нарративные практики возникновения музеев ГУЛАГа, а потому смог погрузить присутствующих в контекст современных российских мировых тенденций даже без дополнительных видео и фотоматериалов. Новым фактом для присутствующих стала история о музее истории политических репрессий, отрывшемся в 1994 году в Туве. В нем хранится история о жеребце по имени Черный Ворон, который был репрессирован как конь врага народа и сослан в Сибирь.

Фотография как вид искусства стала особенно важна в разговоре, ведь она имеет непосредственное отношение к медиа – основному инструменту пропаганды. Здесь слово взяли фотограф, визуальный археолог и издатель Артур Бондарь и журналист портала «Такие дела» Оксана Юшко – авторы и соавторы множества проектов, посвященных памяти.

«Мы работаем для газет и журналов, но делаем и свои проекты, которые нам интересны. Тема репрессий, конкретно 1937-38 года, стала для меня важна именно, когда я приехала в Сандармох (Лесное урочище в Медвежьегорском районе Республики Карелия, где на площади 10 гектаров, во время Большого террора 1937-1938 годов, расстреляно и захоронено свыше 9500 человек 58 национальностей). Поездка была для журнала, но теперь хочется возвращаться в это место и рассказывать о его важности для того, чтобы оно становилось значимым для все большего количества людей», – поделилась Оксана Юшко.

В рамках лаборатории в музее истории Екатеринбурга состоялась премьера документального фильма режиссера Светланы Абакумовой «Рабочая папка: документ». В фильм включено несколько интервью потомков жертв сталинского террора. После этого профессор Уральского федерального университета Татьяна Круглова поделилась с присутствующими драматичным эпизодом истории своей семьи. Один дед Татьяны Анатольевны – прокурор железной дороги Семен Круглов, другой – репрессированный машинист паровоза Андрей Чистов. О том, что приговор Чистову подписал Круглов, выяснилось только в 90-е годы прошлого века.

Татьяна стала участником лаборатории, чтобы переосмыслить историю своей семьи. Для этого воспоминания профессора, в том числе детские, прочитали совершенно посторонние люди. Одна женщина и два мужчины. Так посоветовал Татьяне Анатольевне психолог.

Из воспоминаний Татьяны Кругловой:

«Дед Круглов жил с нами, и мы им очень гордились. Его все знали в нашем Железнодорожном районе, хотя он уже не работал. Его приглашали в мою школу, когда шел торжественный прием в пионеры. Моя сестра записывала за ним воспоминания о встречах с Лениным. Он баловал нас и любил гулять с нами. С ним все постоянно здоровались. Ни у кого не было такого дедушки, как у меня. В нашей квартире у него был отдельный кабинет с массой интересных и красивых вещей, я там очень любила играть».

«Дело Андрея Чистова только один раз смотрела моя мама, копию ей не выдавали, и мы помним только ее рассказ. После этого никакой новой информации мы не получали. В обвинениях фигурировали диверсии и шпионаж. Он сам ушел из дому, так как ему сообщили, что его вызывают в органы, за ним не приезжали. Он не вернулся, а был обыск один раз в доме, изъяли какие-то книги».

«Я отчетливо представила, как уже очень немолодой человек, за 60 лет, тяжело и трудно выбивающийся всю жизнь в люди, с огромной ответственностью за большую семью, совершенно далекий от политики, начальства и партийных дел, внезапно оказывается отрезанным от всего своего мира, брошенным в неизвестность. Теперь я уже знала по источникам об условиях содержания арестованных, о пытках и поведении следователей, и могла представить себе ужас его положения. В детстве это была просто сухая информация: жил – арестовали – посадили – умер. Я в нее не вникала».

«Дед Круглов для меня чрезвычайно интересен с точки зрения того, как тогда делались карьеры, эти невероятные взлеты снизу наверх, где люди облечены властью. Хочется понять механизм. Не могу деда Круглова воспринимать как источник насилия и террора, он остается для меня винтиком в огромной машине».

Московские фотографы Оксана Юшко и Артур Бондарь рассказали историю Людмилы Хачатрян, репрессированной «за связь с иностранцем».

Людмила Алексеевна родилась 31 декабря 1929 года в Москве. В 1946 году познакомилась со слушателем Академии имени Фрунзе, гражданином Югославии Радойца Ненезичем, за которого в 1947 году вышла замуж. В том же году Ненезича отправили на родину, а Людмила была отчислена с первого курса ГИТИСа, арестована и приговорена к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. В 1954 году Хачатрян была условно-досрочно освобождена и в том же году реабилитирована.

Участники лаборатории переосмыслили эту историю при помощи театра теней. Роль Людмилы и ее югославского возлюбленного сыграли школьники. Зрителям видны были только силуэты подростков на фоне белой простыни.

В рамках лаборатории томский режиссер и сценограф Алена Шафер придумала проект, связанный с детьми ГУЛАГа. Она смастерила и оживила куколку – девочку, пишущую из детдома письмо своей маме, которую забрали на «десять лет без права переписки». После строчки «У меня все хорошо» куколка засыпает, но вместо колыбельной звучит песня во славу Сталина. История девочки реальна. Она есть в архивных документах, но в таком «сыром» виде она воспринимается сложно. Практически никак. И совсем иное – когда это кукольный спектакль, озвучивает который 10-летняя ровесница героини. Тогда это до слез.

Екатеринбургский журналист Семен Чирков решил рассказать про 10 марта 1938 года. В тот день на 12 километре Московского тракта, где сейчас находится Мемориал жертв политических репрессий, были захоронены 425 человек.

Не имея архивных данных, как это было на самом деле (информация о технологических обстоятельствах смертных казней до сих пор засекречены), Семен восстанавливал события того страшного дня по крупицам.

«Я рассчитал, сколько транспорта нужно было задействовать, чтобы доставить 425 человек к месту расстрела. Минимальное время, которое требовалось на убийство одного человека. Число патронов, необходимого оружия и количество исполнителей – сотрудников НКВД, необходимых для того, чтобы они справились с этой задачей. Все свои расчеты и арифметические формулы я заранее написал маркером на стене, покрыв ее всю цифрами и буквами. А когда в зале, где находились зрители, зажегся свет, я начал комментировать свои письмена», – рассказал про свой перформанс автор.

Судя по реакции, через спокойное описание механического, конвейерного процесса уничтожения людей, Семену удалось задеть зрителей. Кого-то ужаснуть, кого-то – спровоцировать на спор. Но всех участников лаборатории художественное переосмысление этой темы заставило задуматься.

Куратор екатеринбургского Мемориала жертв политических репрессий Татьяна Знак и хореограф Наталья Широкова рассказали о репрессиях с помощью рисунка, будто бы нарисованного детской рукой. На самом деле его рисовала жительница Первоуральска Анна Черепанова, отец которой был репрессирован. Анна Мироновна нарисовала себя, свою маму и папу, которого забрал черный воронок.

«Мы стояли и бросали в машину узелки с едой – кто, что мог в то голодное время – кусочек хлеба, подсушенную на печке картошку... Полная машина мужчин. Они всё, что попадало внутрь, выбрасывали наружу. Потом кто-то из них крикнул: «Расстрел! Нам всем расстрел!» Мне было 6 лет, я не понимала, что такое «расстрел». Женщины держались, отворачивались», – рассказала о том страшном дне героиня рисунка.

Папу Анны Мироновны расстреляли в подвале свердловского НКВД в 1942 году. И только недавно женщине, которой сейчас 82 года, удалось ознакомиться с делом отца.

В рамках лаборатории общественный деятель, художница Анна Устякина рассказала историю о молодой женщине Фаузие, которая ждала (и дождалась) своего мужа их лагеря.

«Мне хотелось уйти от языка вообще и оставить только уровень восприятия чувствами. Пусть текст присутствует лишь как тень, или как отправная точка дальнейшего исследования. Мне важно оставить смысловую лакуну, чтобы наблюдатель имел возможность дописать происходящее любым способом –тем интереснее, если дописывание произойдет в сторону, если человек станет трактовать это не как рассказ о репрессиях, а как, например, гнетущую атмосферу коммунальной квартиры», – говорит молодая художница.

По ее словам, тема перформанса «Ожидание» была выбрана также исходя из принципа оставления смысловых пустот, хотелось взять что-то, что может быть и о репрессиях, и о нашей жизни.

«Мы «знаем», что людей в годы Большого террора забирали на воронках, увозили в тюрьму, пытали и расстреливали. Этот сюжет является частью коллективной памяти любого постсоветского человека. А что было с теми, кто оставался? Как именно наводили порядок после обыска, с какими мыслями ложились спать, ходили на работу? Меньше мы знаем про ожидание, а с другой стороны, оно каждый день в какой-то степени нас настигает. В нашем проекте мы выбрали прием создания звукового ландшафта: в двух смежных комнатах гремели кастрюлями и мыли пол. Наблюдатели оставались в третьей, наполненной теплым светом абажура, и могли ознакомится с текстом дневника, который стал для нас поводом к разговору об ожидании», – добавила Анна.

Документальный фильм екатеринбургского режиссера Светланы Абакумовой о репрессиях

«Ожидание» – история девушки, которая ждет возвращения мужа из лагеря

«Преображение» – перформанс: участница лаборатории побрилась налысо